Одиннадцать минут утра - Мария Воронина

– Нет пока.

– Ты заметил, что сегодня был удивительный рассвет?

Рой автоматически напрягся. А потом разозлился сам на себя. Сколького он сам себя лишил! Мир нейтрален – ни радужен и ни тревожен! Окрашиваем его только мы. А потом чего-то боимся и не видим простых вещей.

На столе лежала книга «Мой голос останется с вами». Это были истории, записанные Сиднеем Розеном со слов великого Милтона Эриксона. В середине страницы была подчеркнута строчка: «Замечал ли ты когда-нибудь, Сид, что каждая травинка имеет свой оттенок зеленого?».

***

Ида стала работать в крупной фармацевтической корпорации. В ее обязанности входило общение с людьми, которые проходили экспериментальное лечение новыми препаратами компании. Кто-то принимал их лежа в больнице – уже от безысходности, кто-то – ради определенной суммы денег, от нужды, кто-то (молодой и здоровый) – в интересах науки. Ида беседовала с ними, составляла психологический статус, определяла мотивацию, отношение к лечению и личностные прогнозы. Потом навещала тех, кто лечение уже прошел – удачно или нет. Снова выясняла их отношение к терапии. Это была сложная и энергозатратная работа. Но она была очень нужна и давала неоценимые сведения, вплоть до того, какого цвета и формы лекарства вызывают у пациентов позитивный настрой. Разумеется, все это компания учитывала при производстве препаратов.

Работая в изначально пограничном пространстве, где с одной стороны стоит реклама, услуги, продажи и бизнес на здоровье, а с другой стороны – наука, открытия на благо и само здоровье, она старалась быть максимально честной и доносить в своих отчетах именно человеческие, а не потребительские нужды и желания. Хотя, на первый взгляд, между ними и стоит знак равенства.

Спектр продукции был очень широк. И люди, с которыми нужно было общаться, тоже были разными. Иногда надо было ходить в больницу и разговаривать с мамами, которые в отчаянии согласны были на все, сами искали новые и новые способы, готовы были хоть из рук черта принять лекарство, лишь бы оно облегчило боль и жизнь ребенка. Увидеть, пообщаться с такой мамой было для Иды сильнейшим перегрузом, но она никогда его не пыталась избежать. Потому что не приди она – придут другие. Те, кто не сумеет понять боль, кто не обнимет эту маму, кто не подарит ей надежду. Ида смотрела на этих женщин: она боялась и безмерно восторгалась ими. Женщины с уже нечеловеческими глазами. Они были не людьми, а кем-то больше. Это существо, которое могло все, могло БЫ все на свете, если б точно знало, что именно нужно. Бесконечное мужество, сплетенное с безграничной лаской. Готовность делать что угодно, отдать что угодно ради секунды, когда ребенок просто улыбнулся.

Не все родители соглашались испытать новый, хотя уже прошедший все необходимые проверки, препарат на своем ребенке. Но кто решался, вкладывал в каждую таблетку, в каждую каплю инъекции всю свою надежду. Ида приходила, сразу представлялась и честно рассказывала о цели визита. Она не любила лезть в душу, ловко въезжая по рельсам сострадания и потом аккуратно выходить на само лечение. И, видимо, настолько искренне она строила эти первые минуты посещения, что никто ни разу еще не попросил ее уйти.

И когда более или менее беседа завязывалась, ей всегда задавали самый сложный вопрос:

– А как ВЫ считаете, это поможет?

Она не могла знать. Как? Даже если набегала ничтожная статистика о 15 положительных результатах из 16, разве могла она гарантировать, что сейчас, конкретно у этого, 17-го, ребенка будет успех?! Она не скрывала цифры и открыто просила в то же время не думать о них. Все, что могла она сделать – это всей душой убедить маму и папу стать еще сильнее, еще нежнее, еще больше верить и еще больше поддерживать. Это ей удавалось. Контора за глаза называла ее живым плацебо и посылала курировать сложную терапию. Каждой такой маме Ида отдавала всю свою силу, всю энергию, чтобы та могла дальше бороться за своего ребенка. После таких визитов Ида выпадала из жизни на пару дней. И в компании ей никто не говорил ни слова. Их статистика показывала положительный эффект от терапии, если к ней была причастна Ида. В фирме было много талантливых продажников, спецов по рекламе, богов по финансам. Но она была тем, кто реально мог способствовать лечению.

Когда Ида возвращалась домой, она додыхивала последний воздух, что оставался в легких, потом набирала полную грудь и плакала. Когда и на это не оставалось сил, она шла спать, понимая, как она ненавидит свою работу «для себя» и что она через несколько дней будет работать еще лучше – «для них».

Иногда она ездила в дома престарелых и душевно проводила время за чаем и разговорами о чудесных эффектах от нового снотворного. Охотнее делились своими раздумьями пожилые дамы. Они усаживали Иду за стол и рассказывали, как хорошо спят после лекарства, какие интересные сны видят, и что утром «просыпают» до 9 часов. За чередой похвал шла череда предложений – когда совсем неразумных и невыполнимых, а когда вполне дельных. Кому-то непременно хотелось, чтобы таблетка была ярко-красного цвета, как пуговки на детской пижамке, которую мама в детстве надевала своими ласковыми руками, а потом укладывала спать. Кто-то предлагал добавить ароматизатор. Пилюля со вкусом ванили, по словам бабушек, способствовала бы еще более быстрому засыпанию.

Настроение Роя с каждой минутой подымалось все выше и почти достигло ликования. Радость встречи всегда была взаимной и искренней. С детства ничего не изменилось. В подкорке, по крайней мере. Это всегда был подсознательный восторг и нетерпение, предвкушение приятных минут, часов или дней. И не важно, что при этом говорило сознание. Было такое поглощающее и доминирующее желание скорее-скорее приблизить момент встречи, а потом – пусть хоть что случается. Это как когда несешь горячую полную тарелку супа: и руки уже обжег, и до стола чуть-чуть остается, и не пролить бы. И все мысли только о том, чтобы донести, не разбить. А потом… хоть потоп. Так и Рой ждал встречи. Донести бы себя, не расплескать. Рассказать о главном или просто посидеть рядом. Послушать ее голос, дать ей высказаться. Две волны катились-катились, нашли одна на другую и успокоились. И волны совершенно разные, и шли по-разному, и расплескались каждая по-своему, но утихли обе. И снова штиль на какое-то время в двух пульсирующих жизнях.

Ида приехала на такси, гулко и отрывисто позвонила в дверь. Хозяин долго себя ждать не заставил. Через какое-то время, еще слишком не долгое с момента встречи для откровений или просто молчания, Ида заварила себе чай и села на кухне.

– Как твой знакомый?

– Дядя Грей? Только сегодня у него был. Рассказал, что ты приедешь.

– Что он тебе поведал? – Без издевки и с искренним интересом спросила Ида.

– … что каждая травинка имеет свой оттенок зеленого…

Ида задумалась и почему-то нахмурилась.

– Сколько у тебя времени?

– Неделя. Сейчас перерыв. Отчет последний сдала. А к новому рано приступать. Контрольная группа только сформирована, еще не начали лечение.

Конец ознакомительного фрагмента.